У людей есть важная потребность — быть увиденными: «Какой ты? Какая ты?
Я хочу тебя узнать…"
И не просто увиденными, а обязательно принятыми.
Чтобы кто-то рассмотрел нас и признал: то, что внутри тебя (да и снаружи) — это ОК! Это так естественно, как сама жизнь, и не может быть ужасным, не красивым, гадким… ты прекрасен (на)!
Чтобы кто-то непременно показал: я уважаю твой мир, я благодарю тебя за то, что открываешь мне его, впускаешь меня в свои мысли, чувства и мечты. Я очень дорожу этим доверием и никогда не раню тебя в твоей искренней открытости.
Мы очень нуждаемся в этом.
Но всё дихотомично.
Желание душевной обнажённости тесно переплетается с чувством стыда и ранним болезненным опытом.
И вместо себя, мы чаще предъявляем другим маски и персоны, с которыми плотно срослись. Те латы, в которые пришлось нарядиться там и тогда, когда доверие было нарушено.
Там, где когда-то, в ответ на открытость и искренность, на настоящесть кто-то зло сказал: «Фу таким/такой быть!» И, может быть, высмеял наши желания. А, может быть, обесценил наши чувства и мечты, отверг.
Тогда открытось и обнажённость в общении с другими мы ощущаем как слабость и уязвимость. И «подстраиваться под одобрение окружающего мира» постепенно становится нами.
Порой мы прячем себя так глубоко, что сами не можем найтись.
Стремясь быть похожими на «хороших», мы остаёмся совершенно разными внутри, боящимися обнажить различия и душу, и быть отвергнутыми, но страстно желающие быть увиденными и принятыми.
Бесконечно одинокие в невозможности раскрываться и впускать других в свой мир, но так мечтающие о тепле, близости и безопасности, мы живём рядом друг с другом годами — люди в скафандрах: не то, чтобы счастливо, больше «как все».
Костюмчики красивые и хорошо сидят, но секс в них никакой.
Я хочу тебя узнать…"
И не просто увиденными, а обязательно принятыми.
Чтобы кто-то рассмотрел нас и признал: то, что внутри тебя (да и снаружи) — это ОК! Это так естественно, как сама жизнь, и не может быть ужасным, не красивым, гадким… ты прекрасен (на)!
Чтобы кто-то непременно показал: я уважаю твой мир, я благодарю тебя за то, что открываешь мне его, впускаешь меня в свои мысли, чувства и мечты. Я очень дорожу этим доверием и никогда не раню тебя в твоей искренней открытости.
Мы очень нуждаемся в этом.
Но всё дихотомично.
Желание душевной обнажённости тесно переплетается с чувством стыда и ранним болезненным опытом.
И вместо себя, мы чаще предъявляем другим маски и персоны, с которыми плотно срослись. Те латы, в которые пришлось нарядиться там и тогда, когда доверие было нарушено.
Там, где когда-то, в ответ на открытость и искренность, на настоящесть кто-то зло сказал: «Фу таким/такой быть!» И, может быть, высмеял наши желания. А, может быть, обесценил наши чувства и мечты, отверг.
Тогда открытось и обнажённость в общении с другими мы ощущаем как слабость и уязвимость. И «подстраиваться под одобрение окружающего мира» постепенно становится нами.
Порой мы прячем себя так глубоко, что сами не можем найтись.
Стремясь быть похожими на «хороших», мы остаёмся совершенно разными внутри, боящимися обнажить различия и душу, и быть отвергнутыми, но страстно желающие быть увиденными и принятыми.
Бесконечно одинокие в невозможности раскрываться и впускать других в свой мир, но так мечтающие о тепле, близости и безопасности, мы живём рядом друг с другом годами — люди в скафандрах: не то, чтобы счастливо, больше «как все».
Костюмчики красивые и хорошо сидят, но секс в них никакой.